Создается впечатление, что после гибели Ханьской империи китайское изобразительное искусство, не отвергая в принципе прежнюю погребальную обрядность, будто приостановило собственную активность и погрузилось в размышления по поводу возможных путей ее дальнейшего использования, время от времени отваживаясь на творческие эксперименты — то, скажем, возвращаясь к работе с металлом, то изобретая новых фантазийно-зооморфных персонажей.
Погребальная пластика, обнаруженная в захоронениях, относящихся к периоду Троецарствие и периоду Западной Цзинь, в том числе входящих в столичные районы, выполнена на удивительно примитивном уровне по сравнению с ее ханьскими аналогами. Она как бы следует образцам, создаваемым на начальном этапе развития национального погребального искусства, в вариантах, типичных для стилистики центральных регионов ханьского Китая. Скульптурные изображения людей и животных выполнены в откровенно грубой манере и лишены дополнительных орнаментальных элементов. Им, правда, свойственна реалистичность (даже если исполняются фигуры фантастических существ) и динамичность, но в той же самой степени, как и самым ранним погребальным скульптурам. Исключение составляет, судя по сохранившимся фрагментам, пластика Сычуани.
Кроме того, из репертуара погребальной пластики бесследно исчезли многие категории изделий, в том числе светильники-деревья и «денежные деревья». Из такого «оцепенения» южнокитайское погребальное искусство стало выходить только к V в., сразу же, заметим, предложив несколько новые стилистические трактовки антропоморфной скульптуры, которые опирались на предшествующий художественный опыт Юга и вобрали в себя некоторые детали буддийской иконографии. Несколько наборов погребальной пластики, состоявших преимущественно из статуэток людей, были обнаружены на территории Нанкина (1984-1987) и в окрестностях Сюйчжоу (северо-западная часть Цзянсу, 1993).
Несмотря на общую статичность и стереотипность поз фигурок (наследие чуской погребальной пластики), они обладают удивительной элегантностью, созданной плавностью и изяществом силуэтных линий, и передают состояние внутреннего спокойствия и одухотворенности персонажей. Такой эффект возникает благодаря в первую очередь особенностям исполнения их лиц — мягким контурам и приветливо-мечтательной улыбке. Данная иконографическая деталь, вероятнее всего, и была заимствована из буддийского изобразительного искусства.
|